Северная часть «Прусселандии» с 1945 г. отошла к Советскому Союзу. После бегства, депортаций и переселения большей части немецкого населения перед советскими ведомствами стояла задача как можно быстрее заново заселить эту местность. Какими мотивами руководствовались советские граждане, переселяясь в Калининград? Что они испытали после своего прибытия на место? Каким образом складывалась непривычная совместная жизнь представителей самых различных регионов Советского Союза?
С. 26-27: Рассказывает Антонина Прокопьевна Отставных:
После войны я с сестрой жила в Гродно. Как-то раз по дороге домой увидела объявление. В нем говорилось, что производится набор рабочих и служащих в город Калининград на судостроительный завод. Я поговорила с сестрой, и мы решили уехать в Калининград. Вербовка проводилась в административном здании с небольшими комнатами. Когда мы пришли, нас встретили сразу трое вербовщиков. Они наперебой уговаривали нас ехать на новые места: один — на шахты в Кузбасс, другой — на судостроительный завод в Калининград... Сейчас уже не помню, откуда был третий. Вербовщики тряслись, хватались за каждого человека. Их даже не интересовало, какими специальностями обладали потенциальные поселенцы. Они говорили, что если нет специальности, то сможешь приобрести ее на заводе. Каждый вербовщик старался уговорить ехать в его край. Один из них говорил нам: «Девушки! Зачем вам ехать в Калининград? Ведь вам там придется строить корабли под открытым небом». Но мы все же решили ехать в Калининград.
С. 27: Рассказ Михаила Михайловича Иванова, бывшего солдата:
После войны мне пришлось некоторое время лечиться в военном госпитале. Когда я из него вышел в сорок седьмом году, один мой фронтовой товарищ сказал, что в наш город приехал человек из Калининграда, который занимается вербовкой людей на судостроительный завод. Фамилия этого вербовщика, как сейчас помню, была Яровой. Он сам работал на этом заводе, и оттуда его к нам послали набирать рабочих и специалистов по всем специальностям. Видно, туго было в то время с рабочими руками. Да и сам я в этом убедился потом, когда проехал и стал там работать. Этот Яровой расположился на частной квартире, и туда к нему приходили люди, желавшие уехать от тягот послевоенной жизни. Яровой беседовал с каждым, расписывая жизнь в Калининграде в самых радужных красках. Уговорив людей завербоваться, он давал им заполнить анкеты примерно такого содержания: «Я, такой-то, желаю поехать и жить в город Калининград...» Неженатым он говорил, что можно будет поселиться в общежитии возле завода или сиять комнату. Еще говорил, что в Калининграде много пустующего жилья и можно занять любую квартиру. Вербовщику верили, так как вся его внешность внушала уважение. Кроме этого, он говорил, что если он вербованных в чем-то обманет, то они всегда смогут в Калининграде его найти и спросить за обман. Многие боялись ехать туда, так как знали, что это все-таки бывшая территория Германии и что там еще оставались немцы, которые вряд ли были настроены дружелюбно по отношению к русским. Лично я ехать не боялся, потому что в сорок пятом году воевал в Восточной Пруссии и именно там угодил в госпиталь. Да и вербовщик говорил, что немцы в Калининграде — временное явление, что скоро их будут выселять, а на их место привезут людей из Белоруссии и других мест страны, что этот край будет советским.
С. 30: Рассказ Владимира Григорьевича Шмелева:
Мой брат Василий воевал в Восточной Пруссии. После войны он приехал домой, пожил немного, осмотрелся да и опять уехал. Завербовался. Письма нам писал, что жизнь здесь хорошая. Мы, мол, рыбы едим до отвала, селедочные головы даже не едим — выбрасываем за окно. А мы же в России рыбы-то и не видели. Ну, если нам привезут хамсу, такая мелочь, так ее из-под полы продавали своим. Писал: приезжайте к нам, живем нормально, у нас тут лещи, судаки. А мы даже не знали, что это за рыба такая. У нас речушка небольшая была, так там огольцов наловишь. Вот и вся рыба. Мать пошла к уполномоченному и завербовалась.
С. 45: Сообщение Михаила Ивановича Иванова о его прибытии в Калининград в 1947 г.:
Нам сказали, чтобы мы не выходили из поезда. В городе неподалеку от товарной станции шла интенсивная стрельба. Я поинтересовался у военных, в чем дело, и те ответили, что это отлавливают «банду власовцев». Их потом еще долго отлавливали. Мы сидели в вагонах всю ночь, нас охраняли автоматчики. Переселенцев предупредили, чтобы были бдительны. Наши женщины, приехавшие с детьми, от страха накричались и наплакались. Людей даже апатия охватила, потому что они решили, что их попросту обманули: при вербовке говорили, что в Калининграде все спокойно, а тут стреляют.
С. 48: Рассказ Евдокии Ивановны Черкановой о своем прибытии в Калининград:
Нас погрузили на машины и повезли. Ночь уже была. Выгрузили где-то о лесу. Шофер говорит: «Мне приказано вас в этот район доставить, а тут уж вы сами разбирайтесь». И уехал. А темно уже, ничего не видно. Отец говорит: «Надо утра дождаться, там разберемся». Мама уже заговорила о том, чтобы ехать назад, домой. Построили шалаш из веток. Так мы и переночевали. Отец утром пошел осматриваться. Приходит, говорит, что метров за восемьсот от нас есть хутор, там живут наши брянские переселенцы, потом метров за триста еще один хутор. Дом там не очень хороший, стекол не было, дверей. А крыша почему-то крыта соломой. Везде дома крыты черепицей, этот — соломой. Рядом была большая конюшня и хороший сарай. И конюшня, и сарай покрыты черепицей. Отец говорит, мол, мы здесь долго жить не будем, поживем года два-три и уедем. Стали устраиваться. Двери откуда-то притащили, стекла по кусочкам вставляли. Отец еще говорил, что если в доме плохо будет, можно и в конюшне жить, так как там все отделано, забетонировано. Рядом был сад: и яблони, и другие какие-то деревья. Очень нам понравился. Это место мы так и называли по-немецки — Попелькен.
С. 174. Рассказ Александра Сергеевича Штучного:
Население города и области было на редкость интернациональным: здесь, вероятно, были представлены все народы и все области нашей страны. Когда люди знакомились или просто заговаривали в трамвае, магазине, то первый вопрос был: «Вы откуда?» — а если уезжали, то всегда говорили: «Еду в Россию». Когда получали письмо (независимо, с Украины ли, из Грузии или Сибири), говорили: «Из России», — то есть весь Советский Союз был Россией, а мы здесь как бы вне ее. Жили очень дружно.
Источник: Восточная Пруссия глазами советских переселенцев. Первые годы Калининградской области в воспоминаниях и документах. СПб., 2002.